Гул машины замолк.
- Просыпайся, приехали, - сухо сказала мать.
- Ууу… - вставать не хотелось. Не, надо размять ноги, иначе вообще не встану.
- АААААААААИИИИИИИИИИИЕЕЕЕЕЕЕЕОООООООООООООООУУУУУ!!!!! – потянулась.
- ЧЁ ОРЁШЬ, - рявкнула мать.
- ХОЦУ, - я осклабилась и выкарабкалась из китайской громадины, которую мать купила на прошлой неделе и назвала машиной.
Тут же в лицо полез цветущий шиповник,, лисий хвост, люпин и сирень. Всё бы хорошо, если не крапива.
- Я обстрекалась, - констатировала я.
- Ну молодец, что сказать, - хмыкнула мать. – Разгружай багажник, и открой Тасю.
Я поплелась к концу машины, и попыталась выдернуть крышку багажника – она еле поддалась. Ну-ка… Со второго раза получилось.
- Не забудь солнечные фонари, - уже откуда-то из зарослей проорала мать.
Я ещё раз прикинула, сколько работы мне предстоит, и энтузиазм испарился моментально. Впрочем, невелика потеря была.
За калиткой были заросшие одуванчиками и лисьим хвостом грядки, полянки и клумбы. Крыжовника уже не было видно за метровыми стеблями. Садовые цветы в этом рае сорняков выглядели случайными гостями.
- Иди розы пропалывай, - бросила мать. – Землянику тоже выдергивай, и анютины глазки. Перчатки надень. Я пошла за газонокосилкой. А, сходи за леской для неё и заодно шнур возьми.
- Ага…
И шнур, и леска нашлись в сумке, в доме. Я оглядела затянутые паутиной стены…Настоящий дом-привидение. Половицы скрипели под моими шагами…
- Мам! – прокричала я. – Эти шкафы меня уже достали!
Да, я привыкла видеть этот дом иначе.
Здесь всегда царило умиротворение и спокойствие, когда здесь жила моя бабушка. Она занималась здесь всем… А теперь, когда она больна, эти заботы легли на мои плечи, мои и моей матери и сестры.
Я закрыла глаза, и тут же тусклая пасмурная кухня предстала передо мной в другом виде. Она была залита солнцем, пыли будто и не бывало никогда. Полки, подоконники и стол были заняты саженцами цветов и овощей, торчащими из земли зелёными хохолками. В прошлом году она хотела посадить дыню…
А теперь пыль танцевала по серому искорёженному полу. Дом привидений пора сносить. Скоро он сам свалится…
Сад меня встретил комарами, осами и пауками, через сети которых пришлось продираться в попытках пройти к сараю, за перчатками. Как будто к плечам кто-то постоянно прикасается.
Это не паутина, решила я, это моё прошлое. Я слышала смех за своей спиной, который отзвучал семь лет назад. Яблони, груши, вишни, сливы уже не несут плодов, малина, клубника, земляника, крыжовник погибли за сорняками. Цветы больше не цветут здесь, разве что у забора пара ирисов или гладиолусов качают головами. Пауки таскают своих ещё невылупившихся детёнышей-паучат в коконе за спиной. Они таскают их повсюду, за мной. Стоит мне сесть и выдрать пару осотов как по мне уже ползёт какая-нибудь сороконожка. Даже плитка встопорщилась над пучками лезущей травы. Гербицид…
Нет, плитка лежит ровная. Я иду по ней, пытаюсь поймать шоколадницу. Она села на рудбекию. Солнце…
Перчатки дырявые, я все руки обожгла крапивой. Никаких бабочек. Ничего.
- Ирина! Иди и скинь смородину на обочину. Жечь будем.
Покорно встаю и, обхватив ветви смородины, выношу их за ограду. Рядом лежит соседская собака Веня…
Нет никакой собаки. Веня умер пять лет назад.
- Ирина! Иди, смотри сюда.
Послушно кидаюсь на зов матери, апатично интересуясь:
- Да?
Раздвигая ветки смородины, она указала на крохотное гнёздышко, наполненное яйцами под завязку. Сверху было особенно тёмное яйцо…
- Зарянка,- сказала я.
- Значит, скоро вылупятся маленькие птенчики, - проворковала мать.
***
- Ирочка, иди сюда! – сестра зовёт, захлёбываясь от восторга. И я бегу сломя голову…
- Смотри, - говорит она с придыханием, стоя почти посередине куста смородины. Я сую голову у неё под рукой. Маленькое гнёздышко… И яички, блеклые и серенькие… Пять штук… А сверху тёмное…
***
Я протянула руку и сорвала гнездо с ветвей, - выбрось, - и сунула матери.
- Ты что?
Сомнений быть не могло, это то же самое гнездо. Ещё один призрак прошлого…
- Это гнездо, покинутое птицей. Тогда уж пусть не мешает.
***
Ночь была страшной. Из углов лезла густая вязкая темнота, а в свете тусклой настольной лампы плясали комары, ломкими тенями плетя кружева на хлипкой деревянной стене.
Я сидела в Скайпе. Телефон не ловил в области…
Днём я сняла гнездо, осиное, из своей комнаты. Теперь прилетела оса и долбилась в поисках своего дома. Я писала:
Я сейчас сняла со своего потолка осиноe гнездо. Оно было маленькое, с детский кулачок, и недостроенноe - сверху лежалa половинка сeренькой стенки. Сейчас прилетела осa, она там, наверное, жила. И она начала жужжать и долбиться в потолок, в поисках этого гнезда. A я его выбросила давно уже. A она все думает, что оно там, и все стучит, - там, там, там. Мне стало ее так жалко, что она долбится... Я бы, наверное, не стала снимать гнездо, если бы мне не сказали его убрать. Или если бы знала, что осa будет жужжать, но я уже это сделала, так что теперь жалеть ее? A мне все равно жалко.
Она, наверное, всю ночь будет стучать, посидит, и опять будет стучать... A потом либо улетит, либо умрет. У меня сейчас капли по щекам бегут, a я все думаю, я тебе рассказываю, a осe от этих капель ни горячо, ни холодно. Зачем они бегут? Я даже на осу не смотрю, зато в ушки лезет, что она жужжит. A мать бы ее убила. A я что делаю? Когда давишь какого жука, он сначала подергается, то есть, жив еще. Но рано или поздно он умрет.Я же тоже раздавила осу, сняв ее гнездо. Она все не улетает, я думаю, она умрет здесь. Она жужжит, a я думаю, она ведь, наверное, даже не понимает, что живет. Тогда хочет ли она жить? A мы их так холоднокровно давим. Вообще, я поэтому и не давлю. A теперь не буду снимать и гнезда.
Написав это, я успокоилась и показала язык темноте.
- Ты, призрак моего прошлого, угомонись.
Дом послушал меня. Теперь меня не будут беспокоить руки мертвых на моих плечах.
Я раскрыла старую книгу о драконах и начала читать…
